— А может быть, он это сделал и его послание дожидается меня в Милуоки? Он вряд ли рассчитывал, что я сразу сюда примчусь.
— Весьма возможно.
Аудиенция была окончена, я распрощался.
Это первое мое обращение в официальные инстанции огорчило меня и расстроило. Покидая кабинет сэра Джона Мэрфи, я почувствовал, что еще больше отдалился от Пат; я предавал ее исчезновение огласке — и словно бы делал его очевидным, реальным, бесповоротным. До визита к Мэрфи я еще надеялся на чудо, теперь же мне оставалось одно — дожидаться результатов расследования.
Все эти мои рассуждения были, конечно, глупостью, о чем ты мне и сказал, сказал очень вежливо, но достаточно недвусмысленно, когда мы час спустя обедали с тобой в Сохо, в маленьком ресторанчике. Ты помнишь этот обед, Том? На душе у меня было смутно и тревожно, но, как и накануне, в аэропорту, единственной радостью для меня была возможность хоть немного побыть с тобою вдвоем. На этот раз ты был безупречен. Да и вообще можешь ли ты быть другим, Том! Как я был к тебе несправедлив, когда написал, что ты изменился…
Мы вспоминали Оксфорд, наше первое знакомство, наше учение. В ту пору ты воплощал для меня весь мир, знания, истину. И разве не тебе обязан я всем в своей жизни? Я был еще глупым нью-йоркским щенком, совершенно невежественным, неспособным понять, разобраться, что хорошо и что плохо, что красиво и что безобразно. И ты — я до сих пор не понимаю почему, — ты пригрел меня; ты, отпрыск такой семьи, преуспевающий во всем, за что ни брался, окруженный бесчисленными друзьями, ты обратил вдруг внимание на неотесанного американского паренька и сделал из него человека.
Да, жизнь нас разлучила, но она не разъединила нас, Том. Ни годы, ни расстояние ничего не изменили. И они никогда ничего не изменят в нашей дружбе.
Когда к пяти часам я вернулся в гостиницу, меня, к моему величайшему удивлению, ждала телефонограмма. Начальник отдела Мэрфи просил срочно ему позвонить.
На какую-то долю секунды во мне вспыхнула безумная надежда: а вдруг он уже нашел… Но нет, я тут же себя осадил, я знал, что это невозможно — расследование еще даже не начиналось; но было все-таки странно, что в такое время, в конце субботнего дня, Мэрфи еще сидит у себя в кабинете. Наверно, он забыл спросить у меня о чем-то важном, без чего ему трудно приступить к эффективному розыску… Я терялся в догадках, но спохватился, что уходит драгоценное время, и попросил телефонистку гостиницы соединить меня со Скотланд-Ярдом. Минуту спустя сэр Джон взял трубку; его голос показался мне мрачноватым.
— Скажите, мистер Тейлор… Мне не хотелось бы вас ни в чем упрекать, но ведь я просил вас сообщить абсолютно все сведения, касающиеся вашей жены, какими бы незначительными на первый взгляд они ни были… И вы, черт возьми, не облегчаете мне работу, утаивая столь важные факты!
— Помилуйте… какие факты? — пролепетал я в полной растерянности. — Не понимаю, на что вы намекаете.
— Да эта автомобильная авария! Даже если она не имеет никакого отношения к исчезновению миссис Тейлор, нам все равно надо было об этом знать. Ну да ладно, теперь это уже не важно. К счастью, мы действуем со скрупулезной методичностью. Должен признаться, я как-то тоже об этом не подумал, но сержант Бейли, который со мной работает, неукоснительно соблюдает все формальности. Он начал с того, что пошел в центральную картотеку и проверил, не значится ли там имя вашей жены…
— В центральной картотеке?
— Ну да. Разве вы не знаете, что у нас есть картотека? В нее вносится всякий, кто хоть раз по какому бы то ни было поводу имел дело с полицией. Эти сведения часто служат для нас отправной точкой… а иногда весь наш розыск на этом и заканчивается…
У меня перехватило дыхание.
— Вы хотите сказать, что в вашей картотеке значится имя моей жены?
— Именно так. В связи с аварией.
— Да с какой аварией? — завопил я.
Мэрфи, должно быть, понял по моему голосу, что я не притворяюсь.
— Стало быть, вы не знали об этом? — медленно проговорил он и замолчал.
Портье, сидевший за конторкой (у меня не было времени идти в кабину, и я воспользовался аппаратом портье), сперва, услышав, как я кричу, удивленно поднял голову, но потом снова углубился в свои расчеты; мир вокруг меня будто замер.
— В таком случае, — словно нехотя продолжал Мэрфи, — я не ошибся, что позвонил вам: дело, пожалуй, гораздо серьезней, чем могло показаться на первый взгляд. Миссис Тейлор пострадала в автомобильной аварии в сорок пятом году, вскоре после окончания войны. Она отделалась легкими ушибами, но ее допрашивали в полиции, потому что человек, который вел машину, был арестован и осужден. Машина оказалась краденой.
Этого не могло быть; Пат мне никогда ни о чем подобном не рассказывала, она не стала бы скрывать от меня такой серьезный случай, который произошел с ней меньше чем за полгода до нашей женитьбы!
— Здесь явная ошибка, сэр Джон. Моя жена ни разу не была замешана в подобных делах.
— Это вы так считаете… Имя вашей жены было в то время Патриция Стивенс? А ее мать — миссис Роз Стивенс-Бошан? Все верно? Ну так вот, семнадцатого июня тысяча девятьсот сорок пятого года Патриция Стивенс находилась в автомобиле «бентли», за рулем которого сидел некто Гарольд Рихтер, довольно темная личность, чье происхождение и род занятий не до конца выяснены. Кроме них, в этой машине находилась некая Кэтрин Вильсон, выдававшая себя за драматическую актрису, и еще один человек, принадлежавший, очевидно, к политическим кругам, которому удалось добиться, чтобы его не привлекали к следствию. «Бентли» был за неделю до того украден у ворот одного министерства. Вы, наверно, помните, как трудно было в то время с транспортом; почти все частные машины были реквизированы. Авария произошла в районе Ричмонда; Рихтер ехал на большой скорости, машину занесло, она опрокинулась в кювет. Ваша жена, мисс Вильсон и четвертый пассажир почти не пострадали; но у Рихтера оказался перелом бедра, и, судя по медицинскому заключению, он так и остался хромым. Его приговорили к шести месяцам тюрьмы и к штрафу в тысячу фунтов. После отбытия наказания его след потерялся; должно быть, он покинул Англию или умер.